Мастеровой под хмельком спешил домой. Он был рад благополучно сложившемуся дню. В соседнем селе он завершил работу, поставил дубовый сруб, он его разбирал, намечал и, что удивительно, нигде в расчётах не ошибся. Хозяева с щедростью его отблагодарили, отвалили на радостях килограмм восемь свеженины, сала и мяса, сделали полный расчёт и ещё сверху накинули деньжат, в придачу дали бутылочку самогона. Так что он, как на крыльях, летел порадовать свою жёнушку с таким прибытком.
С этой поклажей он двигался домой, иногда оглядываясь назад, в надежде, что какой-нибудь запоздавший путник его подвезёт. С каждым километром, а их было шесть, сумка становилась тяжелее, он часто останавливался на отдых. «Вот не рассчитал свои силы, но, как от добра откажешься, ведь глупо», — про себя размышлял он. — «Ладно, как-нибудь дотяну, уже мало осталось».
На улице была поздняя осень, подмораживало, ветер холодный донимал, бил с силой в лицо, а солнышко давно ушло на покой. Наконец-то он дошёл до развилки дорог, остановился, выбирая, куда же ему двигаться. Путь состоял из двух вариантов. Первый — напрямик через кладбище, отыгрываешь километр пути. Для уставшего Савельича это был более приемлемый вариант. А другой — в обход деревни, придётся дать большой круг.
Мастеровой вообще-то был не из робкого десятка. Подумал-подумал, была не была, пойду напрямик. Обычно днём по проторённой дорожке ходили почти все, но сейчас темно, вот это и смущало. Он отдохнул, постоял немного, набрался сил и двинулся по первому варианту.
Идя по кладбищу, сами мысли возвращают непроизвольно к вечному. Он прибавил ещё шагу, чтобы поскорее миновать последний приют односельчан. Как-то на душе было непривычно муторно, а тут ещё ветер донёс обрывки женского голоса, который протяжно звал какого-то Демидушку. Женщина долго звала его, то приближаясь к нему, то удаляясь.
Савельич призадумался, кто бы это мог быть. На селе точно нет сельчанина с таким именем, аж стало как-то не по себе. Он прибавил ещё шагу, случайно споткнулся, качнулся в другую сторону, успел только ахнуть, как оказался в яме. Сумка полетела в другую сторону, и тут он закричал. Краем глаза увидел, как что-то чёрное метнулось в угол и скакануло на стену.
«Пропал», — пронеслась дикая мысль. — «И куда же это я угодил? Не в преисподнюю?». Сердце бешено с перепугу стучало. Он пригляделся, а в яме-то он не один. Перепуганный козёл к стене жмётся, и от страха трясётся. Савельич понял, что сегодня для покойника выкопали яму, а он об этом не знал, вот и случайно сюда угодил. Успокоившись немного, стал прилагать усилия, чтобы выбраться. Любые изощрения не помогали, он понял, что без сторонней помощи отсюда не вылезти. А до утра можно и не дотянуть, окочуриться вместе с козлом.
Он стал периодически звать на помощь. В это время куманёк Савельича Василий Голубок шёл с именин этим же курсом. Он дошёл до развилки, повернул в обход кладбища, ни о чём не подозревая, и тут услышал крик о помощи. Рванул было, потом прислушался: «Да это же голос моего кума Савельича!».
Побаиваясь, он развернулся, пошёл на голос потерпевшего. А кум из ямы вопил:
— Помогите, хоть кто-нибудь.
И тут он услышал шорох и шаги, а потом вкрадчивый голос:
— Куманёк, ты это, или мне кажется?
— Что тебе там кажется, вытягивай меня быстрее, а то я тут уже замёрз, что и руки не владают.
Как истинно русский человек Савельич сначала подумал о козле, не оставлять же животное в яме. Дал команду куму: «Тяни!», а сам подталкивал козла со всей силы вверх. Тот с перепугу заблеял. Сосед этого никак не ожидал, он молниеносно увидел блеск двух светящихся точек. Со словами: «Чёрт, чёрт!» бросился бежать.
Савельич вдогонку ревел, как труба:
— Да куда же ты, куманёк, попёр, это же я, Савельич.
Но Голубок был уже далеко, петляя, пытаясь уйти от погони. Ему казалось, что кто-то невидимый гонится за ним и вот-вот прыгнет сверху на спину. Волосы дыбом встали на голове. И тут он зацепился ногой за что-то, запахал носом. Впопыхах вскочил, понёсся дальше, рыча:
— Не бывать этому, не дамся живым в полон.
В таком темпе, галопируя, добежал до своего села. Свет на улице привёл его немного в чувства, и тут он решил только оглянуться назад. Сзади никого, а навстречу ему шла баба Зина. Поравнявшись с ним, она спросила:
— Вася, ты моего козла случайно не видел? А то я его как часа три ищу, с ног сбилась, кружусь здесь и возле кладбища была, а его нигде нет, как в воду канул. Может, забрёл в другое место, меня не слышит.
Тут Голубок и выдохнул, сообразил.
— Да знаю, где твой козёл (а сам подумал, что надо свою репутацию спасать). Попали они в свежевырытую сегодня яму вместе с Савельичем. Вот я иду за стремянкой выручать их, пойдём вместе.
Первого тянули козла, он услышал голос своей хозяйки, был послушным. Потом вылез по стремяночке и Савельич со своей неподъёмной сумкой. Баба Зина от радости гладила козла по голове, трясла за бородку, приговаривая:
— Как хорошо, что ты нашёлся, мой Демидушка. И повезло тебе, что попался ты тут не один.
И тут Савельича прорвало. Ну и перепало же бабе Зине. Мало того, что молва разойдётся на всю округу, насмехаться будут, так и у бабы нет никакого сострадания, сочувствия, да что говорить, понимания, что до утра мог бы и он сам не дотянуть от холода.
P. S. Пока шли потерпевшие по селу, гнев немного поубавился, Савельич пригласил их к себе домой обмыть это сногсшибательное спасение.