Николай Щербаков из хутора Петровский спас раненного солдата в 1942 году

Жаркое лето 1942 года. Июль. Хутор Петровский Чернянского района. Всё взрослое мужское население ушло на фронт, остались дети, женщины и старики. У героя рассказа — Николая, было военное босоногое детство. Пришлось слишком рано повзрослеть, но, несмотря на все тяготы, мальчишки любили поиграть, побегать по ржаному полю. Однажды, когда 13-летний Коля играл в прятки, он забежал далеко в глубь и услышал стон.

Сыграло мальчишеское любопытство. Раздвинув высокую рожь руками, медленно и с опаской направился в сторону исходящего звука. От увиденного обомлел, перед ним на земле лежал истекающий кровью плечистый мужчина в военной гимнастёрке. Галифе на правой ноге было разодрано, ниже колена торчала кость, был открытый перелом голени. У юноши не возникло вопроса, откуда здесь солдат, главным было то, что у него была сломана нога.

Как ему помочь? Мужчина стойко терпел пронизывающую боль. Он попросил никому не говорить о его нахождении и лишь добавил: «Сынок, принеси тряпку — ногу перевязать!». Коля бежал вверх по огородам, не чуя под собой земли, думал только лишь о том, что оставлять человека в поле одного без помощи и еды нельзя.

«Что же делать? Что же делать?», — билось в его висках. И словно эхо отзывались слова солдата: «Никому не говори!». Нашёл тряпки, в глиняном горшке принёс молока. А как только стемнело, помог солдату взобраться в тачку и, превозмогая себя, медленно повёз его через овраги, огороды прямо к своему дому. В крайнем амбаре, настелив фуфаек, старых одеял, он и расположил солдата на ночлег. Это была его первая мальчишеская, но уже взрослая тайна.

На утро мама Евдокия Ивановна заметила суетливость сына и то, что вечернюю и утреннюю порции хлеба и молока он завернул в платок. Сердце матери чувствует всё — вот и пришлось Николаю рассказать о случившемся. Этот секрет стал их общим. Теперь они вдвоём ухаживали за солдатом. Выяснили, что зовут его Михаил Григорьев, родом из Ивановской области. О своём звании, для чего и как тут очутился, он ничего не рассказал.

От сильной жары рана стала гноиться. Тогда Евдокия Ивановна с сыном приготовили отвар из полыни и им промывали рану, делали примочки. Вскоре дела пошли на поправку. Позже гость перебрался жить в дом. Чтобы у заезжих в село не возникло вопросов, ему дали одежду Колиного отца, который находился на фронте, при случае можно было сказать, что это и есть он. Два раза в неделю глубокой ночью слышался глухой стук в окно, дядя Миша, как его в семье называли дети, принимал какие‑то сведения, отдавал бумаги с записями, которые он вёл по ночам.

Занавесок тогда не было, и Евдокия Ивановна завешивала окно одеялом, чтобы односельчане не видели, как постоялец ночью писал. А что именно — до сих пор никто не знает! Наступила зима 1943 года, немцы приближались к селу. Дядя Миша стал спешно собираться, иначе фашисты расстреляли бы всех, кто ему помогал. Они уже шли по улицам, когда он был на окраине, выходить из села стало небезопасно, а в поле спрятаться — негде. Он зашёл в крайний дом, там жила учительница немецкого языка Валентина. Она тоже помогла дяде Мише.

Немцы зашли в подвал и сарай — вытащили всю живность. Педагог говорила с ними на их родном языке, они были очень этим довольны. Можно только представить, что она пережила! Ведь дядя Миша стоял в сенях за дверями. После войны они с Колей переписывались. В дом Щербаковых несколько раз приходили посылки с обратным адресом: город Иваново, семья Григорьевых.

Рассказ записан со слов близких

Николая Максимовича Щербакова