Нина Петращук из Малотроицкого прислала в редакцию рассказ «Материнское сердце»

После ожесточённых боёв жители Донецка стали выходить из своих укрытий и привыкать к тому, что враг отступил, хотя всё ещё боялись, что он вернётся. Олеся жила в пригороде, в частном секторе. Женщина сама воспитала сына Павлика, когда умер от тяжёлой болезни её муж. Сын окончил школу и стал работать слесарем, помогал маме. Его девушка ходила на курсы медсестёр и работала в поликлинике. Всё у них было неплохо, а потом Алёнка пропала. Её забрали украинские солдаты, надо было срочно кому-то из них оказать медицинскую помощь. Больше её никто никогда не видел.

А потом пришли и за Павликом. Стали часто исчезать и другие юноши, мужчины, девушки, женщины. Люди жили в страхе. Долго мать ждала сына, надеялась на его возвращение, но проходили месяцы, никто не появлялся. Как-то соседи обнаружили в овраге тела пропавших земляков. Среди них Олеся опознала и своего Павлика. Кое-как тайком жители похоронили близких. Горе пришло в каждый дом, в каждую семью. Так и жили с опаской, прячась в подвалах. И только после прихода российских освободителей начали выходить на улицу.

Однажды вечером Олеся услышала за забором в малиннике слабый звук, похожий на стон. Осторожно подошла ближе и обомлела. В кустах лежал человек в камуфляже без опознавательных знаков, глаза полузакрыты, от боли стонал. Женщина сначала раздумывала, кто он, свой или чужой, сколько времени тут находится. Но ведь он живой, и ему нужна помощь.

Олеся приподняла парня, потянула волоком к себе во двор. Соседей звать не стала. Кое-как затянула в пристройку, положила на старенький диван. Принесла воды, салфеткой промыла лицо и руки. Солдатик был худой, весь в синяках и кровавых подтёках. На голове глубокие ссадины. Женщина сняла с него верхнюю одежду. Всякое её прикосновение причиняло ему боль, которая отражалась на лице. Было понятно, что у него сломаны рёбра, но ранений на теле она не обнаружила. Видно, над ним жестоко издевались, сильно били.

Олеся сходила в дом, взяла чистую простынь и крепко перевязала рёбра. Потом протёрла влажным полотенцем ноги и укрыла одеялом. На лоб положила платочек, смоченный уксусом. У парня был жар, он бредил и звал какую-то Алёну. В дом его забирать не стала, боялась. Сначала надо понять, кто же он. Представила на его месте своего Павлика, облилась горючими слезами, решила выходить неизвестного, кем бы он ни был.

Из последней курицы в своём хозяйстве сварила бульон, кормила из ложечки, заваривала чай с мятой, прикладывала к ссадинам подорожник и другие травы, лечила как могла. Через несколько дней температура понизилась, и он заснул спокойным сном. Проснувшись, медленно открыл глаза, испуганно огляделся. Увидел наклонившуюся над ним женщину, отпрянул, закрыл лицо руками, а потом тихо спросил: «Дэ я, хто ты?». Олеся успокоила его, объяснила, где он находится, заверила, что в надёжном месте, бояться ему нечего, надо выздоравливать.

Олеся всё больше привязывалась к нему, относилась, как к своему сыну. Кормила, ухаживала. При этом рассказывала, как они жили и живут, о своём погибшем Павлике, его девушке. При имени Алёнка парень как-то съёживался, нервно дёргался. С каждым днём ему становилось лучше, шёл на поправку. Синяки постепенно проходили, глубокие царапины заживали, подживали и покалеченные рёбра — он уже мог поворачиваться со спины на бок, не ощущая сильных болей.

О себе он рассказывать не спешил, и женщина его не торопила. Ежедневно посвящала в местные события, рассказывала, как со стороны украинских вооружённых сил не прекращаются обстрелы города, сколько мирных жителей погибает и сколько раненых.

«За что нам такое, мы никому зла не причиняли, жили себе спокойно, мирно трудились. Сколько наших детей погибло за эти годы?!», — причитала она.

Молодой человек молча выслушивал, виновато отводил взгляд своих карих глаз в сторону, старался не смотреть на Олесю, но позволял ей выхаживать его. Привыкал к ней, этой неизвестной ему, но такой доброй и ласковой. А главное, что она разговаривала на русском языке, значит, она россиянка, но совсем не такая, как бандеровцы говорили о москалях. В его сознании оживали картины детства. Родителей своих он не знал, не помнил. Вырос на Львовщине в детском доме. Нежные руки Олеси напоминали ему о чём-то давно забытом, может, о руках его родной матери. Пятнадцатилетним его забрали из детдома украинские военные в особый отряд, где воспитывали в таких же, как и он, детях жестокость ко всему русскому, заставляли ненавидеть, учили убивать. Гасили у подростков человеческие чувства, и они становились просто роботами, выполняющими приказы своих начальников. Через три года им выдали оружие и послали воевать с мирными жителями Донбасса.

Его звали в приюте Миколой. Рос он тихим, скромным мальчиком, никого не обижал, защищал слабых, вступался за девочек. Эти качества он сумел сохранить в отряде, но держал их глубоко в себе, видя, как непокорных ребят били и расстреливали. Их командиры жестоко издевались над мирным населением, особенно над беззащитными женщинами и девушками, бессердечно убивали детей. Это же они велели делать и своим подчинённым. На глазах у Миколы медленной смертью умирала медсестричка Алёна, которая сначала оказала помощь раненому нацисту, а потом над ней надругались. Он не смог вынести это, хотел хоть как-то облегчить её страдания. Его тут же жесточайше избили и бросили умирать, как собаку, в кусты, где его и обнаружила Олеся. Обо всём этом он вспоминал как в страшном сне, но это было в его жизни, ещё такой короткой.

«Зачем вы меня спасли? Я не хочу жить. Доложите российским военным, пусть меня казнят. Я стрелял в людей», — содрогаясь всем телом, повторял Микола, рассказывая жуткую историю о себе Олесе.

«Обратиться в нужные органы мы ещё успеем, а сейчас успокойся, сынок, не ты виноват, тебе приказали, тебя принуждали, заставляли это делать», — разъясняла ему женщина.

Слово «сынок» она произнесла с такой искренностью, что он уткнулся лицом в её добрые руки и затих. Олеся прижала его голову к своей груди и от сострадания заплакала. Так несколько минут и сидели два несчастных человека, прижавшись друг к другу. Потом она сожгла его одежду, дала ему футболку и джинсы своего Павлика. Соседям сказала, что к ней приехал её родственник, который не хочет служить нацистам, некоторое время поживёт тут. Сама, конечно, понимала, что ему некуда идти, просила остаться, начать жить с чистого листа, забыть напрочь всё, что случилось с ним не по его воле.

Микола за дни своей болезни так привык к Олесе, впервые ощутил материнскую заботу о нём, и почти поверил в то, что, может быть, она, эта хрупкая женщина, и есть его настоящая родная мама. Бывают же на свете добрые чудеса, в которые так хочется верить. Он не смог уйти, не смог оставить её одну. Так они и стали жить дальше, помогая друг другу.

Сначала он боялся выходить со двора. Боялся не обстрелов, а местных жителей — стариков, детей. Ему казалось, что они знают, кто он на самом деле и чем занимался в отряде нацистов. Ему было так тяжело и стыдно, он не мог смотреть им в глаза, ходил, опустив голову. А Олеся продолжала заботиться о нём, всячески старалась помочь ему справиться с прошлым, дать жить настоящим, направить на верный путь. Эти хлопоты придавали силы и отвлекали от своего горя. В её жизни появился смысл. Материнское сердце трепетало, глядя на этого несчастного парня, и он становился для неё таким близким и родным.

Микола видел, как при очередных прилётах украинских ракет гибнет всё живое, рушатся здания, повреждаются водопроводы, обрываются электрические провода, гаснет свет. Стал помогать разбирать завалы, выгребать осколки разбитых стёкол, разносить воду в дома и квартиры. Привыкал, что его везде тепло встречали и благодарили за помощь. А вечером у Олеси его всегда ждали ужин и добрые слова женщины-матери. Неожиданно для обоих, обращаясь к ней, назвал мамой и спросил, какая теперь у него будет фамилия.

Олеся обняла, прижала к себе и радостно проговорила: «Кузнецовы мы!». Потом гордо добавила: «Мы с давних пор — «кузнецы», и куём своё счастье сами, своими руками!».

Он с каждым днём убеждался в том, что окружающие его местные жители, говорящие на русском языке, измученные войной, не были злобными. Они были дружными, не унывали, верили и надеялись на лучшее. Совсем не такие, как о них говорили бандеровцы. И Олеся, потерявшая по их вине своих близких, не стала жестокой. Материнское сердце умеет прощать, как и случилось с ней, этой простой женщиной, живущей на донецкой земле.

Часто в жизни бывает так, что добрые поступки одних людей делают счастливыми других. Микола, а по-русски Николай, Коля, благодарил свою судьбу, что привела его к Олесе, которая сохранила ему жизнь, помогла стать полноправным гражданином республики. Она сумела сделать его счастливым, стала ему хоть и не биологической, но самой родной, настоящей матерью.