Голоса живых на пламени Гусёк-Погореловской трагедии. Новые данные о чернянцах

В истории нашей родной земли всё ещё остаются «белые пятна», но время, люди, случайные встречи и целенаправленные поиски позволяют приоткрыть завесу времени и по‑новому взглянуть на, казалось бы, хорошо известные события. В этот раз хотелось обратиться к трагедии в селе Гусёк-Погореловка, произошедшей в январе 1943 года. Общеизвестен факт — в здании школы были заживо сожжены 615 военнопленных и узников чернянского концлагеря. Лишь несколько имён спасённых и погибших сохранили людская память и время.

С трагических событий минул не один десяток лет, но и сейчас память потомков вновь и вновь обращается к ним. Живы родственники погибших, и пусть их осталось не так много, не так часто, как в первые десятилетия после войны, они приезжают на прохоровскую землю, но так же бережно хранят они в памяти услышанные в детстве от бабушек рассказы об ужасах, через которые довелось пройти их предкам.

Совсем недавно стало известно о судьбах троих людей, оказавшихся в январе 1943 года в объятой огнём школе Гусёк-Погореловки. Это — Нефёдий Егорович Прохоров, Савелий Родионович Тараканов и Иван Иванович Печерский. Двое из них спаслись от неминуемой гибели, а один погиб. И это был Нефёдий Егорович Прохоров. О его судьбе удалось узнать благодаря внучке Валентине Петровне Латыниной (Прохоровой) 1946 г. р., в настоящее время проживающей в Белгороде.

Нефёдий Егорович жил в селе Волотово Чернянского района. Был коммунистом и принимал участие в раскулачивании. Стал первым председателем колхоза «Труд». Когда началась Великая Отечественная война, ему было около 50 лет, поэтому и на фронт не взяли. Прохорова предал один из ранее раскулаченных им людей, после чего был лагерь в Чернянке. Во время трагедии в Гусёк-Погореловке в горящей школе он задохнулся от дыма, это видела и рассказала вдове чудом выжившая женщина из того же села. О подробностях описанных событий узнаём из воспоминаний односельчанки и соседки семьи Прохоровых — Евдокии Леонтьевны Потаповой (1928 г. р.):

«Прохоров Н. Е. был активистом, председателем колхоза, участвовал в эвакуации скота перед оккупацией. Когда фашисты оккупировали нашу местность, в село потянулись из разных мест бывшие раскулаченные „элементы“. Стали отбирать у населения свои сохранившиеся дома. Очень ненавидели тех, кто их раскулачивал, создавая колхозы. А Прохоров „ходил“ в активистах. Я сама лично слышала, как угрожал один из „кулаков“ сдать его немцам. Что вскоре и было сделано. Нефёдия Егоровича, Прохорову Фёклу и Потапову Арину фашисты угнали в концлагерь в Чернянку, где уже было много военнопленных и активистов района. Женщин почему‑то через несколько дней отпустили».

Дальше воспоминания продолжили внуки Нефёдия Егоровича Прохорова, со слов его вдовы и их бабушки Татьяны Васильевны Прохоровой:

«Вернувшиеся из чернянского концлагеря Фёкла Прохорова и Арина Потапова сообщили родным Нефёдия Егоровича Прохорова о том, что лагерь расположен в Чернянке на улице или площади, огорожен колючей проволокой, что Прохоров Н. Е. передал родным последний привет и, если это возможно, просьбу принести ему махорки. Потому что без еды потерпеть можно, а без курева никак. И его жена, Татьяна Васильевна, собрав в узел махорку и кусок сала, положила всё это за пазуху и пошла пешком, зимой в январе 1943 года в Чернянку. А какие в то время были одежда и обувка известно, сугробы двухметровые, дорог нет. Но она шла двое суток, отдыхая в деревеньках по пути следования. Пришла в Чернянку, нашла площадь. За колючей проволокой полураздетые пленники.

Шум, крики, стоны. Вокруг лагеря вооружённые охранники с овчарками, но и людей простых у ограды множество. Кидают за проволоку хлеб, картошку, свёклу, их отгоняют, овчарками рвут, но люди не уходят. Подошла и Татьяна Васильевна. Где в этом аду увидишь своего родного человека? Она, простояв полдня, гонимая собаками и мадьярами кинула через проволоку узелок с табаком и салом. В это время охранник увидев, что это она что‑то кинула через проволоку, размахнулся и ударил её прикладом по руке.

Потерявшую сознание женщину он закинул в сугроб и, засыпав снегом, с чувством исполненного долга удалился. Бывшие рядом две женщины из Чернянки откопали её, привели в чувство и отвели к себе домой. Привязав к руке две дощечки и перебинтовав тряпками, проводили в Волотово. Вернулась она домой через неделю и узнала, что пленников сожгли в школе, а пока она была в Чернянке, 16-летнего сына Николая забрали в Германию. Угнали пешком. А дочь Мария в 19 лет ушла воевать с фашистами».

Татьяна Васильевна прожила долгую жизнь — 103 года, похоронила 10 своих детей, но никогда не забывала погибшего мужа, к сожалению, по состоянию здоровья, она не смогла посетить место его гибели, хотя и очень этого хотела.
О судьбе одного военнопленного, выжившего в Гусёк-Погореловской трагедии, удалось узнать из письма, которое мне встретилось во время работы с документами из фонда нашего музея. Внимание привлекли слова — «я чудом спасся из огня». Из текста письма стало очевидно, что оно написано не просто очевидцем трагедии, а бывшим военнопленным, обречённым фашистами на гибель.

Письмо было отправлено в Прохоровку из Саратовской области в 1975 году Савелием Родионовичем Таракановым. В канун 30-летия Победы в Великой Отечественной войне он прочёл в газете «Сельская жизнь» № 23 (1639) от 28 января статью о Прохоровском поле, где упоминалось о трагедии в Гусёк-Погореловке. Когда он читал её, то «ноги подкосились, а по щеке стекла слеза».

Всё время после войны Савелий Родионович был уверен, что его спасение — не подвиг, думал, что об этом нельзя и не нужно говорить, что такие вещи нельзя описывать. Поэтому был очень удивлён статьёй и сразу же написал письмо в музей, надеясь отыскать тех товарищей, с которыми прорывался сквозь огонь и немецкие пули к спасению. Очень хотел приехать и поклониться могиле в Гусёк-Погореловке. Вот как он описывает своё спасение:

«Я видел, как погибали вокруг люди, слышал вопящий гул „Интернационала“. С тремя товарищами решили попытаться спастись и прорваться сквозь конвой. Бежал под свист пуль немцев и мадьяров и не заметил, что стало с товарищами. В панике пошёл полем и прошагал 30 км».

После этих трагических событий Савелий Родионович вернулся в ряды Красной армии, принимал участие в боях на Курской дуге, форсировал девять рек (Днепр, Тиссу и другие). Во время Корсунь-Шевченковского сражения был сапёром-разведчиком, далее боевой путь прошёл по странам Европы. Был награждён орденом Красной Звезды. Выписка из наградного листа:

«В феврале месяце 1944 года в операциях по ликвидации окружённой группировки немцев в районе Корсунь успешно руководил группой по разграждению и поддержанию в проезжем состоянии дорог. В период наступательных боёв в марте 1944 года, тов. Тараканов неоднократно выполнял задания по устройству мостов на пути движения дивизии. 8 марта в д. Хадысовка ему было поручено сделать объездной мост через ручей. Несмотря на жёсткие сроки, отсутствие строительного материала, полное бездорожье тов. Тараканов досрочно выполнил поставленную перед ним задачу».

В городе Лученец Савелий Родионович был тяжело ранен. Закончил войну в звании старшего сержанта. Но если бы его спросили:

«Что было самым страшным во время войны?»

Он бы ответил:

«Гуськи».

Ещё о двух спасённых военнопленных было известно очень мало и только из рассказов очевидцев трагедии. Когда фашисты покинули пепелище и ушли из села Гусёк-Погореловка, местные жители нашли под трупами и под полом школьной печки чудом выживших людей. Их разобрали по домам, лечили, ухаживали, как за родными. Как же им удалось выжить в горящем здании?

Ленинградец Николай Николаевич Николаев забрался в подпол печи. Только он скрылся, раздались взрывы гранат. На пол падали тела погибших пленных. У Николая горела одежда, огонь жёг тело, его удалось погасить песком, что был под полом. Дышать было нечем. Николаев начал задыхаться. Тут он заметил просвет в фундаменте. Добраться до него стоило огромных усилий. С трудом он достиг отверстия, вдохнул свежий воздух и … потерял сознание.

Одновременно там же нашёл спасение Иван Иванович Печерских. Наутро их отыскал И. К. Понамарёв. Мужчины были в бреду, Николаеву виделась возлюбленная, а Печерских жена и дети, ждущие его дома. Николая забрала к себе Галина Васильевна Кононенко, а Ивана — Наталья Пантелеевна Цуркина. Женщины ухаживали за спасёнными, лечили ожоги, укрывали от полиции и фашистов до прихода Красной армии.

О дальнейшей судьбе ленинградца Николаева практически ничего не известно, только то, что после госпиталя товарищи хотели продолжить сражаться вместе, в одной части. А о том, что происходило с И. И. Печерских, рассказали родственники Ивана Ивановича, живущие в настоящее время в Старом Осколе. Дмитрий Анатольевич Бичукин, внук:

«Забрали моего деда в действующую армию в 1941 году Щучинским РВК Воронежской области. После чего, находясь в рядах действующей армии, в ходе боевых действий он попал в плен. Как мы уже позже узнали, он находился в чернянском лагере для военнопленных. Из рассказов моей бабушки мы знаем, что дед попал в число людей, которые были сожжены в школе села Гусёк-Погореловка. Но, к счастью, на тот момент, дед выжил в этой ужасной трагедии. Он вместе со своим товарищем сумел пробраться в подпол русской печки, которая стояла в школе. И после пожара на пепелище, услышав голоса, одна женщина вытащила моего деда и его товарища из подпола печки, отнесла к себе домой и выходила его.

Он окреп настолько, что потом его перевели в военный госпиталь. И уже после госпиталя он вернулся в свою часть — 4-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Он погиб 25 октября 1943 года при операции форсирования Днепра. Наши войска перебрались на правый берег, был образован Букринский плацдарм, откуда планировалось наступление на Киев. Там были очень интенсивные бои, очень много погибших.

На территории Украины в настоящее время действует национальный парк-музей, который так и называется Букринский плацдарм. Мне удалось туда попасть до того момента, когда ухудшились отношения между нашими государствами. В 2013 году на 9 мая мы с сестрой были на этом плацдарме, тогда там проводились обширные мероприятия ко Дню Победы, тогда мы посетили братскую могилу на окраине селе Ведмедовка, в которой похоронен наш дед».

Елена Васильевна Метелева, внучка:

«Мой дед был одним из тех, кого закрыли в школе Гусёк-Погореловки и подожгли. Мне было лет тринадцать, когда мы с моим отцом встречались с очевидцами этой трагедии. Они тогда проживали рядом, недалеко от памятника в селе. Встречались с мужчиной, которому в 1943 году было 12–13 лет, он был подростком.

Со слов этого мужчины, мадьяры обложили школу соломой, облили бензином и подожгли. Стояли на мотоциклах до тех пор, пока не рухнуло здание. И только тогда они развернулись и уехали. Подошли после этого мирные жители и начали разбирать завалы пожарища. И под печью в подполе был найден мой дед, с ним был его друг — ленинградец.

Дед был очень обожжён, и за ним ухаживала одна из местных женщин. Лицо сильно пострадало в огне и, чтобы напоить раненого, женщине приходилось вливать воду через нос. Она его выходила, в то время, когда выхаживала, она написала моей бабушке письмо.

Бабушка жила в это время в Воронежской области, совсем недалеко отсюда. Наталья Пантелеевна написала несколько писем Елене Васильевне. В одном из них были такие слова: «Лена, ты не думай, что я ухаживаю за твоим мужем из каких‑то корыстных целей. Я за ним ухаживаю и думаю, что если где‑нибудь когда‑нибудь моему мужу на фронте станет плохо, ему поможет тоже какая‑нибудь русская женщина». И благодаря этим письмам от женщины из Гусёк-Погореловки мы узнали, что случилось с нашим дедом».

Непростой была жизнь Елены Васильевны, жены Ивана Ивановича, о судьбе которой в письме подробно рассказала её внучка Елена Васильевна Метелева:

«Моя бабушка родилась в 1912 году в Щучинском районе Воронежской области. У неё было семь детей. Двое умерли младенцами (их имена неизвестны), и двое после того, как началась война. Дмитрий, которого она держит на руках на фотографии, умер в 1946 году от „глотошной болезни“. Девочка Люба, приблизительно 1940–41 г. р., умерла во время войны или сразу после неё во время голода.

В живых из семерых детей остались: Николай Иванович 1931 г. р., Василий Иванович 1933 г. р., Нина Ивановна 1939 г. р. Летом 1941 года, когда Иван Иванович уходил на фронт, у него было пятеро детей. Война до Щучинского района не дошла. Елена Васильевна работала в колхозе в поле и на покосах за трудодни (и детей до войны в поле рожала). Старшие сыновья тоже работали и помогали ей в меру своих сил. Скорее всего, в войну у них была корова. Иначе бы не выжили. В войну и во время голода после войны ели лебеду.

Дом был с земляным полом и соломенной крышей. Четвёртую часть единственной жилой комнаты занимала печь. Площадь этой комнаты была 12–14 квадратных метров. Из мебели — железная кровать, два сундука, стол, две лавки. В красном углу — иконы с лампадкой. Даже радио не было. Воду брали в колодце во дворе. До ближайшей железной дороги 20 км.

После войны все трое оставшихся в живых детей получили высшее образование: Старший Николай Иванович 1931–1978 г. г., работал по космической радиосвязи, жил в Москве. Средний Василий Иванович, 1933–1984 г. г., стал главным инженером нефтеперерабатывающего завода (Куйбышевская обл.), ушёл на пенсию с должности главного энергетика ремзавода (Старый Оскол). Младшая дочь Нина Ивановна, 1939–1993 г. г., была главным ветеринарным врачом Старооскольской птицефабрики. Бабушка больше не вышла замуж и не зналась с другими мужчинами. До конца дней молилась утром и вечером и всегда поминала дедушку и покойных детей. Все годы. Каждый день. У неё была книжечка поминальная, где все они были записаны.

Бабушка хранила письма-треугольники от деда, от Натальи из Гусёк-Погореловки и похоронку. Пачка, перевязанная ленточкой, хранилась в сундуке. По этим письмам я писала сочинения в школе о деде. Письма после бабушкиной смерти и смерти её дочери Нины Ивановны потерялись. Мы с Дмитрием тогда не жили в Старом Осколе. Я — в Казахстане, Дима на учёбе в Краснодаре. Когда мы вернулись в Оскол, уже не смогли найти эти письма.

Наша бабушка пережила шестерых детей. Умерла в 1986 году. Она и трое её взрослых детей похоронены вместе на кладбище села Николаевка Старооскольского района».

В истории нашего района есть свои вехи, которыми мы гордимся, и те, которые вызывают боль в сердцах и слёзы на глазах. Не раз исследователи обращались к трагическим событиям, произошедшим в селе Гусёк-Погореловка. В фондах музея-заповедника «Прохоровское поле» хранятся документы и письма об этой трагедии. В музее Призначенской школы есть фотографии и переписка с бывшими военнопленными и очевидцами безжалостной расправы над узниками чернянского концлагеря. Мы знаем и помним выживших в трагедии: Мирона Васильевича Васильева, Гаврила Ивановича Конюхова, Валерия Фёдоровича Писклина. И теперь истории ещё троих людей, оказавшихся в эпицентре трагедии, стали нам известны.

Такие разные судьбы, и каждая трагична по своему, но в каждой навсегда оставил свой след огонь, разожжённый фашистами на нашей прохоровской земле морозной зимой 1943 года. И сколько бы ни прошло лет, десятилетий, как бы ни менялась наша жизнь, мы не вправе забывать историю своей родины.

Заведующая научно-исследовательским отделом

Государственного военно-исторического музея-заповедника «Прохоровское поле»

Светлана Бородина