Часы и наковальня. Уроженец села Волотово Павел Лыков написал рассказ о военном детстве

В конце июля 1942 года вооружённые силы Германии продолжали оккупацию Чернянского района. По грейдеру «Чернянка — Острогожск» день и ночь непрерывным потоком двигались танки, машины с пушками и людьми, мотоциклы, конные обозы. В последний день месяца на нашу улицу Выгонок в селе Волотово, под вечер, заехали семь пароконных подвод с немцами. Каждую подводу представляли пара довольно крупных лошадей и два офицера в тёмно-зелёном обмундировании из какой‑то особой воинской части.

Наша улица в те годы представляла одностороннюю застройку хат без каких‑либо ограждений дворов. Проезд осуществлялся по грунтовой дороге, через которую напротив хат открывался с зелёной травой выгон.

Незваные гости распрягли лошадей. Ходки загруженные какой‑то аппаратурой под брезентом, и лошадей с торбами для кормления оставили у хат, а плащ-палатки для ночлега разбили через дорогу, прямо на траве. У нашего двора был колодец с глубиной расположения воды до девяти метров. Немцы были довольны, что она была слишком холодной.

Утром мы с пацанами собрались у нас за сараем в кукурузной грядке. Как обычно, поиграть в железки. Мне надо было пойти в хату, взять какую‑то игрушку. Я вышел из‑за угла сарая и увидел следующее. Лощёный молодчик поставил на табуретку тазик с холодной водой, разделся до пояса, снял с руки блестящие часы, положил их на кирпичик возле сарая и стал умываться. Он сильно плескался и фыркал. Я увидел часы, схватил их и в кукурузу, положил их на детскую наковальню и, не подумав, с размаху ударил по ним. Часы разлетелись. Мы с ребятами сильно испугались, но я успел им сказать: «Мы ничего не видели, часов не брали». Тут подошла к нам наша мама и взволнованным голосом сообщила, что всех зовёт к себе немец. Она добавила: «Вы ничего не знаете и не брали».

Немец спокойно поставил нас четверых к стенке сарая — Федьку Аханякина, меня, моего меньшего брата Ивана и соседского мальчика Федю Дахина. Стал уговаривать принести часы, указывая на их место на руке. Мама тоже спрашивала, где мы их спрятали, просила вернуть их пану-немцу. Мы же стояли на своём — не брали и не видели.

Тогда немец пошёл к своему тарантасу, достал из сумки маузер и подбежал к нам. Схватил самого рослого Федьку за ухо, заорал что‑то непонятное, тыкая дулом пистолета ему под нос, и так каждого. А когда схватил за ухо меньшего Федю, тот закричал с перепугу и тут же описался…

Мама умоляла: «Пан, пожалуйста, прости их, они же киндеры…». Немец посмотрел на мальчика, заметно успокоился и пошёл к тарантасу. Спрятал своё оружие, достал из сумки в цветных бумажках конфеты и дал каждому из нас по одной. Что это означало, мы так и не узнали. Скоро вояки уехали.

Павел Лыков, село Волотово