Евгения Бодренкова прислала в редакцию письмо об освобождении посёлка от немцев

Чернянский район был подвержен немецко-фашистской оккупации с 1 июля 1942 года. Освобождение пришло 29 января 1943 года с войсками 575 полка 161 дивизии, входившей в состав 18 отдельного стрелкового корпуса Воронежского фронта. На территории района с самого начала оккупации немцы организовали несколько мест временного содержания военнопленных, которых захватили после ожесточённых оборонительных боёв летом 1942 года.

Такие места были и в Чернянке: на Запеске на пустыре в районе старой конторы колхоза «Большевик» и в центре посёлка на территории нынешнего центрального сквера. Это были первые дни оккупации. Пленные сидели, спали на сырой земле. Их ничем не кормили. Чернянцы по мере возможности приносили им продукты: молоко, хлеб, картошку, пирожки, воду. Среди пленных были и чернянские активисты, которых выдали фашистам местные жители, перешедшие на их сторону.

Анна Ефимовна Воловикова (Априщенко), которая до войны была активной комсомолкой, кандидатом в члены коммунистической партии, возглавляла артель «Сито», была оставлена на захваченной врагом территории как партизанская связная. Кто‑то донёс фашистам, что она связана с партизанами. Её сразу же арестовали и поместили в лагерь военнопленных на Запеске. Несколько дней провела девушка в неволе, но её мама Дарья Алексеевна Воловикова смогла вызволить её из плена в обмен на молоко, упросив мадьярского начальника.

Вот что рассказывала Воловикова. Ближе к осенним холодам оккупанты оборудовали лагерь для военнопленных на территории бывшего деревообрабатывающего промкомбината (сегодня — это территория храма Успения Пресвятой Богородицы). Они загнали сюда узников, которые содержались во всех местах временного заключения района и близлежащих сёл. Чернянский лагерь военнопленных и мирного населения был своего рода перевалочным пунктом.

Подобные пункты организовывались на оккупированных территориях почти в каждом крупном райцентре. Содержащихся в них людей затем отправляли в Германию. Здесь находились военнопленные, партийные и комсомольские активисты Чернянского района. Узниками лагеря были и простые жители, которые в чём‑либо провинились перед оккупантами. Это могли быть нарушения установленного режима, оскорбления, нанесённые немцам, невыход на работу, украденные курица или кусок хлеба.

Труд пленных использовался на тяжёлых работах: восстановление железнодорожных путей, строительство высоководного моста через реку Оскол в районе Красного Острова, взорванного при немецком отступлении, расчистка дорог, работа в поле. Условия жизни были тяжёлые. Жили пленные в бараках, в которых было холодно и сыро, свирепствовали различные инфекции. Часто пленники умирали от ран и болезней.

Это были солдаты, попавшие в немецкое окружение от Валуек до Курска. Уже тогда многие были измождены, в оборванной одежде. Жители Чернянки приносили из домов продукты и бросали в толпу пленных за колючую проволоку, которой был обнесён лагерь. Надзирателями были мадьяры, они расположились в бывшей конторе комбината. Начальник лагеря Югенс жил рядом в доме. Работали узники концлагеря от зари до зари. Кормили их скудно, иногда совсем не давали еды. В лагере пленные спали на нарах, а если не помещались, прямо на полу, подстелив что придётся.

В своих воспоминаниях жительница Чернянки Елизавета Михайловна Власова рассказывала, что однажды увидела пленных, которых гнали по улице. Они тащили брёвна из леса для строительства моста. Охранники запрягли их в телегу, нагруженную брёвнами, и погоняли бедных измождённых от голода и холода людей плёткой. Она узнала в одном из них директора артели «Сито» Василия Акимовича Драгина. В дальнейшем его спасли родственники, подкупив охрану.

По другим данным Драгин погиб в чернянском концлагере (прим. автора). Все пленные лагеря были разделены на десятины, в которых назначались ответственные. Ежедневно проводили перекличку. Если кто‑то сбегал, то расстреливали десятерых. Смертность была очень высокой. Расстрелянных и умерших от болезни людей сбрасывали в яму прямо у лагеря.

13 января 1943 года началось наступление Красной армии. Фашисты решили спешно вывести узников чернянского концлагеря на запад до ближайшей станции. Ею оказалась Прохоровка.

В середине января 1943 года утро выдалось холодным, мороз достигал 30 градусов, порывистый северный ветер гнал позёмку на юг. С самого утра фашисты забегали, стали устанавливать на сани пулемёты, грузили ящики с гранатами, обвязывали головы награбленными платками и одеялами. В 10 часов утра пленных стали выгонять на построение, пошли в ход приклады и собаки. Через час вся колонна была выстроена.

Дана команда, и колонна пленных двинулась в путь. Более 70 км отделяют Чернянку от Прохоровского района. Но для многих этот путь был длиною в жизнь. Они шли колоннами по заснеженной дороге в лютый тридцатиградусный мороз. Одеты, обуты кое‑как: кто в рваных ботинках на босу ногу, у кого на ноге лапоть, а на другой рваный башмак, кто прикрыт ветхой мешковиной, а кто — в изорванной фуфайке, вместо рубашки один ворот, грудь закрыта промасленной бумагой, на голове в лучшем случае пилотка, а у кого вместо шапки тряпица.

Когда в изнеможении человек падал, сухая короткая автоматная очередь прерывала его жизнь, а позёмка заметала следы идущих и трупы. Конвой безжалостно пристреливал ослабевших в пути. Были случаи, когда на спор стреляли в выбранного пленного. Цена жизни человека — выигранная сигарета.

Неподалёку от Чернянки в колонну врезались танки со свастикой на броне, подминая под гусеницы безоружных людей. Вечером в 20-х числах января пленных пригнали в прохоровское село Сагайдачное, где сделали небольшой привал. Измученные люди отдыхали прямо на снегу.

Очень подробное воспоминание очевидца трагедии Гусёк-Погореловской школы, бывшей учительницы Полины Алексеевны Неженцевой, хранится в фонде музея. Оно было записано ветераном, историком, краеведом Николаем Александровичем Белоусовым, посетившим с товарищами место трагедии в 1998 году. Неженцева жила на хуторе Камышовка, ей было в то время 15 лет.

Она вспоминает: «…Зима была очень холодная, снежная, в январе 1943 года стоял лютый мороз. Нас, подростков, женщин и стариков собрали на площади возле школы. Бригадир объявил, чтобы взяли с собой запас продуктов, тёплые носки, рукавицы, платки, чтобы чистить дорогу в Сагайдачном. Будут вести военнопленных. Снег был очень глубокий и при расчистке образовался тоннель. А боковые насыпи получились в человеческий рост. Когда мы закончили работу, полицаи стали нас прогонять. Но мы не уходили, а делали вид, что работаем. Вдруг мы услышали на тракте со стороны села Радьковка отдалённый гул: голоса, крики, лай собак. Мы стали прислушиваться. Гул всё нарастал. Вскоре показалась колонна военнопленных. Как мы потом узнали, гнали их из Чернянки. Впереди — четыре автоматчика, рядом — охранники с собаками. По бокам и замыкали колонну также охранники с автоматами и собаками. Я не могу передать всё это словами. Эта картина до сих пор у меня перед глазами…». Полина Алексеевна часто прерывала свой рассказ, плакала, вытирала слёзы (прим. Белоусова).

«…Оборванные, полураздетые, обмотанные мешками. Лица измученные, серые, все худые и измождённые. Обуты в рваные калоши или порванные башмаки, к подошвам которых привязаны пучки соломы. Мы пытались как могли кинуть им еду, у кого что было, а также тёплые носки, рукавицы. Один совсем молодой солдатик потянулся за хлебом, который выронил, и сам упал. Охранник тут же его пристрелил…».

Последними в колонне ехали две подводы с женщинами, позже их поселили в 300 метрах от школы в хате больного старика. Здесь под охраной находились около 20 женщин. У одной из них забрали сына-подростка, обвинённого в связи с партизанами. Сложно выразить боль матери, когда она увидела объятое огнём здание, где заживо горел её сын. За одну ночь 30-летняя женщина стала совсем седой.

Полина Алексеевна продолжает: «…Нас стали разгонять, грозить автоматами… Пленных разместили в старой деревянной школе, крытой под солому. Здесь они переночевали одну ночь, а затем их перегнали в здание новой школы. Она была построена перед войной в 1936 году. На следующий день я принесла им пирожки, которые испекла мама. У школы стояли часовые с собаками. Мне было очень страшно. Но я попросила одного из охранников передать пирожки пленным. Мадьяр взял пирожки и кричит: «Быстрее уходи отсюда!». Четыре дня пленные находились в школе. Их ничем не кормили. Наши люди приносили им еду, одежду, воду. Многие были ранены, обморожены. Среди них были и женщины…».

А в это время немцы собрали стариков и заставили подвозить к школе солому, обкладывая ею здание. Местные жители помогали, считая, что сено и солома нужны пленным, чтобы на них было теплее лежать. Жители выполняли эту работу, одновременно передавали узникам передачи. Но фашисты тщательно готовились к бесчеловечной расправе над пленными. Они в бочках подвезли бензин. Заколотили досками все окна и двери.

Расставили конвой возле каждого окна и дверей, оцепили здание тремя кольцами в радиусе 300–400 метров. Ночью 27 января 1943 года (некоторые называют дату 25 января. — прим. автора) местные жители заметили слабое пламя. Вначале они подумали, что немцы греются, но огонь погас, и появился чёрный столб дыма, а затем гигантский язык пламени охватил крышу школы и стены. Это горела солома.

Железная крыша и новая штукатурка не поддались огню, словно защищая обречённых. Фашисты вторично навалили соломы, подвезли бензин и зажгли здание со всех сторон. Бушующее пламя сразу охватило всю школу, послышались взрывы гранат, которые немцы забрасывали в окна школы. Люди задыхались от жары и дыма. Плакали, кричали женщины. Рухнул горящий потолок. Люди горели заживо. Бежать было некуда.

Тех, кто пытался выскочить в окна, расстреливали из пулемётов, забрасывали гранатами. Но люди прыгали в окна и тут же, сражённые пулями, падали. Из охваченного смертоносным пламенем здания слышались крики и прощальные слова пленных: «Прощай, любимая Родина!», «Прощайте, мама, жена, дети!». И вдруг сквозь взрывы гранат, треск пламени и автоматные очереди из горящей школы раздалась песня, она поднималась над огненными полотнищами пожара, улетала ввысь, растекалась вокруг, уже неподвластная никакой пуле: «Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и врагов…».

Запел «Интернационал» капитан, предположительно его фамилия Кононов. Об этом рассказали свидетели трагедии и чудом спасшиеся из огня. Он группировал вокруг себя военнопленных, надеясь сбежать с ними где‑нибудь в пути. Рассказывают, фашисты узнали об этом от провокатора и решили учинить над военнопленным зверскую расправу. Накануне страшных событий капитана вызвал к себе комендант Югенс.

Он спросил: «Ты хочешь поднять бунт, уничтожить конвой?». Капитан не признавался. Советского офицера жестоко избили и бросили в классную комнату. Очнувшись, капитан оповестил своих товарищей о предательстве и о том, что по указанию Югенса все будут сожжены этой ночью, после чего приступили к планированию возможности побега.

И в этот момент через окно в школу влетела связка гранат. Крыша и стены запылали, у коридора вспыхнула солома. Капитан был изранен осколками первого взрыва. Двое товарищей помогли ему подняться, и он запел. Песню подхватили другие.

Из воспоминаний спасшегося красноармейца, ленинградца Мирона Васильевича Васильева: «…Я видел, как передо мной стояли мои товарищи и, объятые пламенем, пели. Постепенно их голоса становились тише, люди погибали. Но потом где‑то поодаль вновь раздавался более громкий голос и вновь затухал…». Эта песня привела немцев в ужас. С целью остановить её в окна стали бросать гранаты. Так погиб капитан, но песня не прервалась.

Тогда Югенс с группой из конвоя ворвался в школу и открыл огонь по поющим. Один из военнопленных, воспользовавшись суматохой, металлической скобой ранил Югенса, но успев нанести только один удар, был убит автоматной очередью. В четыре часа перед рассветом началась эта дикая расправа, а к восходу солнца школа сгорела до тла. Палачи в груде трупов отыскивали и пристрели вали раненых. Обыскивали трупы в поискахценных вещей.

Вспоминает Полина Алексеевна Неженцева: «Территория вокруг школы была усыпана трупами… Фашисты заставили местное население срывать полы. Жители под угрозой расправы, плача, углубили под полом яму и сносили туда трупы…». Потом фашисты собрали обоз и тронулись к Прохоровке.

В обозе увозили награбленное и женщин. В дороге при попытке к бегству четверо из них были расстреляны, но некоторым удалось сбежать. После ушедших фашистов вокруг сгоревшего здания школы собрались все жители села, оплакивая погибших. Вал из трупов по пять-восемь человек друг на друге лежал вокруг сгоревшего здания, потом уже в один ряд, а дальше убитые были разбросаны по одиночке.

Житель села Алексей Романович Кузенко так описывает лобное место: «Волосы встали дыбом, когда я обвёл глазами пепелище». Старик заметил мальчика, который конвульсивно дёргал рукой, будто стараясь сбить с себя огонь. Он звал маму. А через полчаса — умер.

Сложно сегодня установить, сколько наших земляков погибло в этом страшном аду. Но мы называем имена известных: Наталья Филипповна Менжунова — директор чернянского ресторана, Василий Фёдорович Волосовцев — председатель колхоза «Большевик», Яков Фёдорович Нечёса — зав. складом Голофеевского заготзерно, Фаина Ефимовна Тимофеева — коммунистка из посёлка Красный Остров, Нефёдий Егорович Прохоров — первый председатель колхоза «Труд» из села Волотово, активисты из Орликовского сельского округа: Иван Фёдорович Филиппенко, Иван Иванович Постовой, Фёдор Никитович Котляров, Фёдор Андреевич Лобенко, Кузьма Павлович Непиющих, Егор Иванович Дурнев, Пантелей Ефимович Анисимов, Дмитрий Лукьянович Васютин.

Активисты из сёл Малотроицкого сельского округа: Михаил Никитович Гондилов, Василий Евгеньевич Потуданский, Константин Андреевич Конюков, Николай Агеевич Кущёв; активисты из сёл Андреевского сельского округа: Сергей Арисанович Рязанцев, Пётр Дементьевич Рязанцев; активисты из сёл Новоречье и Волоконовка: Фёдор Алексеевич Горбатовский, Иван Фёдорович Федорченко; из хутора Большой: Николай Кузьмич Набока, Василий Иосифович Набока. Это далеко не полный список наших земляков, зверски замученных в чернянском концлагере и погибших в огне Гусёк-Погореловской школы.

Какова же точная цифра узников? В различных источниках называют разные цифры от 460 до 615 человек. В акте причинённого ущерба и зверствах немецких фашистов в Чернянском районе, подписанном первым секретарем РК КПСС Кадыковым и председателем райисполкома Кулёвым в феврале 1943 года, приводятся следующие цифры: 300 военнопленных и 160 чернянских активистов, то есть 460 человек. Такая же цифра упоминается и в протоколе прохоровского партсобрания от 26 апреля 1943 г. Другие цифры приводятся в официальных документах допросов очевидцев, в воспоминаниях бывших узников.

Конечно, надо понимать, что многие погибли по дороге из Чернянки в Прохоровский район от изнеможения и ран. В то же время к этой колонне по пути следования фашисты присоединяли узников из других населённых пунктов, поэтому число их в это время постоянно менялось. Кроме этого в архивах имеются армейские разведывательные документы, которые также приводят цифры о количестве узников из своих более достоверных источников. Сегодня точное число узников установить невозможно.

Мы же придерживаемся цифр о количестве узников, находившихся в чернянском концлагере в январе 1943 года перед отправкой, приведённых в вышеназванном акте. В настоящее время на месте трагедии воздвигнут монумент со скульптурой скорбящей женщины у стены сгоревшей школы, по обе стороны которой установлены плиты с именами погибших военнослужащих, и нанесена надпись: «Товарищ! Помни! Здесь 25 января 1943 года произошла ужасная трагедия. Фашисты сожгли заживо около 600 человек военнопленных и мирных жителей». Но, к сожалению, фамилий погибших чернянцев на плитах нет. Рядом со сгоревшей школой построено новое современное здание школы, а вблизи расположена часовня.

Спастись из этого ада сумели единицы. По исследованиям Бородиной, чудом спаслись около 20 узников. Некоторых спасали женщины, которым удавалось обмануть часовых, сказав, что это их родственники, некоторые при обстреле выпрыгивали из горящего здания и убегали, нескольких человек нашли ранеными под трупами, единицы уцелели, спрятавшись в подполье горящего здания.

Трагедия в Гусёк-Погореловской школе в январе 1943 года — это страшная, незаживающая рана на теле Белгородчины. Сколько бы ни прошло лет, десятилетий, как бы ни менялась наша жизнь, мы не вправе забывать, мы всегда должны знать, помнить и рассказывать об этих трагических днях, о горе и страданиях, причинённых нашему народу фашистскими захватчиками, о мужестве, героизме и стойкости, проявленных в суровые годы войны. Вечная слава погибшим героям!

Для справки: Статья написана по воспоминаниям очевидцев трагедии, семей погибших, исследованиям краеведов, материалам книги Светланы Бородиной «Гусёк-Погореловская трагедия» и сборника документов и материалов «Оккупация. Белгородчина в октябре 1941-августе 1943 гг.».

Сотрудник Чернянского районного краеведческого музея

Евгения Бодренкова