Клотильда Ивановна Бережнова: «Лишь бы все были живеньки и здоровеньки»

«Мы похожи были на нищих оборванцев. Кости видны сквозь полупрозрачную кожу. Нам просто люди на улицах давали хлеб и сало. Брат устроился слесарем, а я помощницей паспортистки. Мама пошла санитаркой в больницу. Получили маленькую комнатку в подвале с узким окошком всего 12 квадратных метров. Но это был верх всего. Мы стали кушать...», — вспоминает Клотильда Ивановна Бережнова своё возвращение с мамой и братом из концентрационных лагерей в 1945-м.

Красивый праздничный костюм, множество памятных медалей на груди, подкрашенные губы — казалось бы, как связать это со зверствами фашистов в концентрационных лагерях. И лишь неописуемая тоска в глазах и, как отпечаток тяжёлого времени, множество морщинок на лице Клотильды Ивановны выдают тревоги пережитых дней. Вспоминать о прошлом, ох, как тяжело. Картины военного лихолетья с возрастом в памяти всё ярче, особенно переживает, когда видит по телевизору нынешнее положение дел на фронте и в приграничье. Слёзы застилают глаза, и лишь одно желание она произносит дрожащими губами: «Лишь бы все были живеньки и здоровеньки».

Потирая рука об руку, Клотильда Ивановна нет-нет, да и вспомнит своё детство. Жила она с мамой Марией Иосифовной и братом Болеславом в Рогачёве (Беларусь). Отец Иван Игнатьевич Плуц был уроженцем латвийского города Двинска (с 1920 года Даугавпилс), что на границе с Белоруссией. Так как Латвии как самостоятельного государства в ту пору не существовало, она входила в Российскую империю, то и армия была российской. Во время Первой мировой войны он был призван в царскую армию. Началась революция, и отец Клотильды и Болеслава пошёл воевать за её идеалы, а после окончания Гражданской войны остался жить в белорусском городе Рогачёв. В 1938 году без суда и следствия его арестовали и расстреляли, обвинив в шпионаже в пользу Латвии. К таким семьям в городе относились неуважительно. Хотя впоследствии, в 1958-м, Ивана Игнатьевича посмертно реабилитировали, как и сотни других.

На пороге ада

На столе старые бумаги, архивные справки, несколько фото — всё напоминает о сложном детстве, а ведь на пороге была Великая Отечественная война. Белорусскую землю фашисты заняли одной из первых. В 1943 году Болеслав и Клотильда с матерью были угнаны на работы в Германию.

«Нас загрузили в телячьи вагоны, мы сами не знали, куда везут: сырость, вонь, голод и страх… Когда первый раз поезд остановился, были в Польше. Потом оказались в Германии. У меня была подруга-еврейка Ася. Всех евреев забирали сразу, и её увели на моих глазах. Я стала искать-искать. Расстреляли... Просто сказали: «Жить хочешь — не ищи!». Вот тогда мы думали только о том, чтобы выжить, чтобы нас не расстреляли, страх пробирал до костей», — с дрожью в голосе говорит Клотильда Ивановна.

Рядом с лагерем располагались авиационный завод и аэродром. Марию Иосифовну отправили работать туда в малярном цехе, брат там же был слесарем. А совсем юной Клотильде, которой только исполнилось 12 лет, довелось стать няней у детей хозяина.

«Я понравилась одной из мадам. И меня брали нянчить её сыновей, один был совсем в пелёнках, второму — чуть больше года. Ухаживала за ними, убиралась в комнатах, за это хотя бы немножко меня кормили, точнее, могла доедать то, что оставалось с господского стола. Старалась хоть крошку принести маме с братом. Есть то, что давали в концлагере, было невыносимо. Хлеб, казалось, был из каких-то опилок, и суп из брюквы, вот и вся еда», — на минуту Клотильда Ивановна замолкает.

Зверские издевательства и расстрелы, холод, голод и постоянный страх. И смерть становилась чем-то привычным, чего даже просили многие как избавление от страданий. Воспоминания о жизни в лагере остались и у брата Болеслава. Вырезка местной газеты, датированная 2003 годом, хранится в семейном архиве. Он писал:

«Кормили так, что ноги протянешь: утром суп из брюквы, вечером — похлёбка опять же из брюквы. За людей не считали. Даже редкое удовольствие — баню, испохабили, заставляя мужчин и женщин мыться вместе. В мае 1945 года проснулись как-то утром, а вокруг тишина. Как крысы с тонущего корабля, тайком ночью гитлеровцы уносили ноги. Освободили нас союзные войска. Танки с солдатами в форме цвета хаки окружили лагерь. Узников завалили посылками с тушёнкой и шоколадом».

При освобождении был обстрелян аэродром, пожар перекинулся на ближайшие бараки, люди за шаг до освобождения горели заживо. Эти сюжеты врезались в память Клотильды Ивановны большим рубцом, который не зажил и сегодня.

Неграждане

Возвращение на малую родину тоже стало испытанием. Приехали в Рогачёв и были встречены словами: «Ах, вы ещё в плену были! Так вот вам как неблагонадёжным временные справки вместо документов».

Сложные времена… В то время одинокая сестра расстрелянного отца позвала на родину предков в Даугавпилс. Они долго не раздумывали, с того времени жили в Латвии.

«Мы похожи были на нищих оборванцев. Кости видны сквозь полупрозрачную кожу. Нам просто люди на улицах давали хлеб и сало. Брат устроился слесарем, а я помощницей паспортистки. Мама пошла санитаркой в больницу. Получили маленькую комнатку в подвале с узким окошком всего 12 квадратных метров. Но это был верх всего. Мы стали кушать…», — вспоминает моя собеседница.

Однако впереди были новые препятствия. Несмотря на то, что корни из Латвии, для государства это не имело значения, оказывается, чтобы стать гражданином, учитываются лишь годы независимости и проживания в Латвии родителей с 1918-го по 1940-й, потому и было сказано, что они неграждане страны, а получить гражданство можно было только на общих основаниях, сдавая латышский язык.

Справка

Неграждане — это уникальная группа постоянных жителей Латвии, у которых нет гражданства этого государства. На момент принятия законодательных изменений по этому вопросу после распада СССР статус неграждан получили около 30 % населения республики. В послевоенный период проводилась политика индустриализации, и миграция в советскую Латвию была довольно высокой. Фактически многие, кто получил статус неграждан, не только прожили в стране всю жизнь, но и даже родились в ней.

«Для семьи это всегда было очень личным, — рассказывает дочь Клотильды Ивановны Валентина. — Несмотря на то, что папа, а мой дедушка, родился в Латвии, его детей страна не признала. Хотя они всю жизнь честно трудились и жили в республике. С паспортом негражданина был ряд ограничений, к примеру, они не могли голосовать, им закрыт безвизовый въезд в страны Евросоюза, да и всевозможные пособия значительно ниже, ведь стаж работы в советский период за пределами Латвии не учитывается. Там и сейчас так. Просто людей таких становится всё меньше».

Нестираемая память

Сегодня в живых уже нет любимого брата Болеслава. Клотильда Ивановна пока жила в Даугавпилсе часто навещала местный погост, а ещё всегда брала живые цветы, чтобы положить к Вечному огню.

«Бывало, иду назад к остановке, а мне, видя медали, да и просто, кто знает, ещё цветов подарят. Я назад вернусь, опять положу к памятникам. Бывало, по три раза ходила, пока ноги не устанут. Пусть будет вечной память», — говорит собеседница.

Вот только ком в горле не даёт беседовать дальше. В 1991-м при распаде Советского Союза всё резко изменилось: от вывесок и указателей, которые стали на латышском языке, до пренебрежительного отношения к людям, которые говорили по-русски. Сейчас там затушили Вечный огонь, сняли памятник-танк на въезде в город, да и вообще убрали всё, что касается Великой Отечественной войны. Вот только людей не стереть и их воспоминания, которые они передают своим потомкам.

«Когда жила в Латвии, мама состояла в обществе несовершеннолетних узников. Их приглашали на различные мероприятия в консульство, общались, даже был снят фильм про них, и издана книга. Всю жизнь она проработала в торговле, трудилась кассиром, контролёром, была председателем приёмной комиссии для поступления в торговый техникум. Имела звания лучшего кассира Управления торговли и звание лучшего кассира Латвийской ССР в 1975 году. Не раз награждалась премиями и грамотами. Мама всю жизнь переживала из-за своего статуса, учила язык, но видимо, не судьба», — поделилась Валентина.

На груди ветерана множество медалей: юбилейные, за трудовую доблесть, но есть среди них и особенно дорогая сердцу — медаль «Непокорённые» — знак вечной памяти для тех, кто был узником концлагерей. Она разработана по инициативе Российского союза бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей.

Справка

Утверждена награда Геральдическим комитетом при президенте РФ в 2007 году. Эскиз медали разработан узником концлагеря Озаричи Михаилом Ефимовичем Синькевичем, кандидатом технических наук, заслуженным работником геодезии и картографии, ветераном Вооружённых сил, полковником в отставке. Медалью «Непокорённые» награждаются бывшие узники фашистских концлагерей за стойкость и верность Родине.

Но сколько бы медалей и орденов ни посвящалось узникам лагерей смерти, лучшей наградой для выживших и замученных будет наша светлая память о них. И желание ни при каких условиях не повторить эту трагедию.

Обретая Родину, или Если у вас есть мать…

Разволновавшись, продолжить беседу Клотильда Ивановна не может. Она потирает старческие руки, поджимает губы, лишь скупая слезинка стекает по бороздке морщинок из глаз. Дочь Валентина Витальевна Бурцева рассказала, что жизнь в Латвии всегда была непростой, а уже после событий 1991 года… Сама она с супругом Владимиром (бывшим военным) в то время была на Украине. Приносить присягу на верность Украине оба они отказались, нужно было искать пристанища. В Чернянке жили родственники мужа. Сюда и было решено перебраться. Осели, вырастили и воспитали дочерей. А теперь ещё и мама рядом…

«Мама уже плохо слышит, была операция на глазах, — говорит дочь. — Я к ней ездила на несколько месяцев в году, старалась пожить у неё, поддержать её здоровье. Всегда оформляла визу, все документы своевременно. Крайний раз пыталась выехать в начале зимы 2021 года. Российские пограничники сказали, что дальше вряд ли пропустят. Так и вышло. На латвийской границе оказалось, что власти страны ввели запрет на въезд. Теперь помимо документов нужно одно из трёх оснований: учёба, лечение или похороны. Так как у меня этого не было, развернули на границе и отправили домой, несмотря на визу и приглашение».

Валентина Витальевна вернулась, несколько раз звонила в Ригу, посылала туда все документы, просила пропустить, рассказывала, что родом оттуда, что мама осталась одна.

«Мне сказали, обращаться официально в министерство, писать письмо, прилагать бумаги. Я так и сделала, всё описала, нашла семейного врача мамы, попросила её приложить справки. Мои последние слова в письме были: «Если у вас есть мать, то вы пойдёте мне навстречу...».

Более трёх недель длились молчание, переживания и телефонные звонки в Ригу. Наконец просьбу удовлетворили. Однако приложили целую петицию о том, что Валентина должна соблюдать законы и как себя вести, въезжая в страну.

«В то время был злополучный ковид, каждые три дня мне необходимо было платно сдавать на территории Латвии ПЦР-тесты и многое другое. Но меня это не остановило. Быстро взяла билеты, приехала к маме и сразу сказала, что у неё три дня на размышление, ведь ещё раз в страну больше не впустят. Нужно было уезжать в Россию».

Валентина обратилась в представительство МВД России в Риге с просьбой помочь оформить документы на переселение на постоянное место жительства в РФ. Сотрудники вошли в положение, учитывая возраст Клотильды Ивановны, разрешили документы переслать по электронной почте, не пришлось ездить в Ригу. Также помогли составить опись вещей для бестаможенного вывоза.

«На самом деле было нелегко, везде двери закрыты, всё только по записи и за плату — это и время, и деньги, и нервы. Но мир не без добрых людей. Там же, в представительстве, мне помогли найти перевозчика. Парень согласился отвезти нас в Чернянку, стоило это недёшево, но другого варианта не было, в таком возрасте мама просто не выдержала бы дороги через Москву на автобусе. Среди вещей, которые удалось привезти, немного старых фото, они дороги как память. Брали их на свой страх и риск, нас даже отговаривали, ведь многое запрещено вывозить», — вспоминает Валентина.

По приезде прошли всех врачей, сдали анализы, получили вид на жительство, а затем и гражданство России.

«Сейчас всё позади, документы в порядке, в управлении социальной защиты населения нам выдали удостоверения «Дети войны», «Ветерана труда» и несовершеннолетнего узника концлагерей. И я, и мама немного успокоились. Ведь границу мы пересекли 2 марта 2022 года, ещё бы немного, и кто его знает, как развернулась ситуация, смогли бы вообще уехать из страны».

На минуту Валентина Витальевна замолкает и тут же как отрезала:

«Хотя нет. Я — одна дочь, и как я позволю её не досмотреть, бросить в доме престарелых или ещё где-то. Ну нет!»

Клотильда Ивановна ласково отзывается о дочери, для неё она: «Доча!». Несмотря на пережитое в детстве, бывшая узница не очерствела, не потеряла веру в людей. Такая она — настрадалась, намучилась, но выжила. Непокорённая!

Отпечаток души

Скромная, но гордая. Она прошла через ад. Её лицо — карта изрезанной земли, где каждая морщина — след пережитого. В них читается история узницы фашистских концлагерей, история, написанная голодом, страхом и нечеловеческой жестокостью. Но в этих же морщинах — отблеск несгибаемой воли, осколок надежды, упрямо пробивающийся сквозь тьму. Она видела ад, но ад не смог убить в ней человека. В глазах, потускневших от пережитого, мерцает огонёк веры — веры в людей, в их способность к состраданию, милосердию, добру. Вопреки всему, она сохранила эту веру, как драгоценность, как единственное, что могло удержать её на краю пропасти. И теперь, глядя на её лицо, видишь не трагедию, но триумф человеческого духа, победившего зло.