Дом на самом краю села Завалищино нам посещать не впервой. Здесь живёт семья Гончарук, которая часто общается с нашей газетой. Так уж вышло, что с Татьяной и Эдуардом мы познакомились в начале 2015 года. Тогда я писала об этой семье, и статья вышла 14 марта. Прошло семь лет, история повторяется. Я вновь в их доме. Только теперь по-другому смотришь на жизнь. За эти годы, как говорится, много воды утекло. Но только вот у Татьяны всё было почти ровно. Ведь сердце все эти годы рвало на части между Россией и Донбассом. 23 февраля 2022 года она поняла, что будет по-другому, намного серьёзней, потому поспешила забрать отца и племянника… Едем. Только вот ком в горле стоит. Что сказать? Зачем будоражить рану…
— Жалуйтесь, — говорит при моём появлении в доме пожилой мужчина.
Он берёт пульт телевизора и делает звук тише. Станислав Иванович почти всё время проводит у экрана, слушая новости, переживая за малую родину. Так получается, что мой ком в горле мешает напрямую задавать вопросы о бомбёжках и стрельбе. Тяжёлый взгляд пронзает мои глаза. Рядом на диван усаживается худенький белобрысый мальчишка, тонкие губы его улыбаются, но тут же улыбка убегает с лица. Вроде бы и хотелось, но так привык, что радости мало…
— Вы помните, как в 2014-м всё началось? Как дочка приняла решение уехать ещё тогда.
— Она никогда не спрашивала у нас разрешения. Да и что мы могли ей сказать?
Татьяна спешит присоединиться к разговору. Суетится:
— Верили, пап, что это так надолго затянется?
— Нет, конечно, но жили как-то, всякое было за эти годы.
— Когда начались первые перестрелки, я уже не могла ходить на работу, ведь дочки вдвоём оставались сами. Только сидишь в ночь на смене, а производство стоит. Места себе не находишь. Мне все говорили, кому ты там нужна, сиди. А я подумала, вот у меня была и квартира, потом дом. Много всего было. — Татьяна остановилась на минуту, поправила очки и резко посмотрела на меня. — А почему был? Он и сейчас у меня есть, тут. А были ли живы, если бы не уехали, это вопрос.
Она рассказала, как бросила клич в Интернете, звали и в Беларусь, и в Россию, но решила сюда. Дочери учились, все говорят на русском, а там бы переучивать пришлось. Да и Чернянка очень понравилась. Всё напоминало родной небольшой Суходольск:
— В 2013 году, помню, поехала с младшей Алиной в Краснодон показать памятник молодогвардейцам. Рассказала, как над ними издевались фашисты в Великую Отечественную. Она на меня смотрит и говорит: «Мама, а у нас же такого не будет?». «Нет», — тогда ответила я… После первых бомбёжек она перестала почти разговаривать, потом есть, была вся прозрачная почти. Решение приняли. Муж привёз на вокзал. Сижу. Прижала её. А она мне: «Ты меня обманула!». А я сама обманулась… Сейчас обстановка опять накалилась, она вновь замыкаться стала, часто уходит. Вот показывали эвакуацию донецкого Дома малютки, она ушла. А как это можно смотреть? Страшно. Врачи закрывают собой детей, чтобы те жили…
После 2014 года были ещё несколько раз переезды через границу. Приехали муж, старшая дочь, Татьяна привозила в Россию и маму после инсульта.
Станислав Иванович встаёт с дивана, извиняется:
— Пойду конфетку возьму, кашель душит.
Кашель у него — это шахтный силикоз. 39 лет отработал в одной шахте. Начинал с простого рабочего, а потом много грамот и наград заработал. Честно трудился.
— Ушёл только в 2009-м, когда уже сказали, что и на поверхности не нужен. Но и тогда не сидел на месте, за маму даже умудрялся в смены ходить. Вот и здесь ищет себе дело, говорит, чтобы не быть иждивенцем, — улыбается Татьяна.
Станислав Иванович, казалось, пропустил часть разговора. Ему хочется говорить про супругу, 52 года они прожили вместе:
— Жена лежала в больнице, после инсульта парализовало. Началась очередная бомбёжка. Всех в подвал увезли, а её забыли. Я собирался к ней в больницу ехать, не успел. Рабочие делали железнодорожные пути у шахты. Как бомбанули, кто куда побежал. Я пока добрался к жене, её уже в подвал стянули, а назад не стали поднимать. Всё затихло на время. Я попросил поднять в палату, ну что там в темноте одной быть. Только зашли, опять сирена. Легли с ней, она под одной стенкой, я под другой... Пронесло в тот раз.
Татьяна вспоминает, как тогда было непросто восстановить здоровье мамы:
— Мы поехали в Донецк Ростовской области на границе. Маму привезли на машине. На каталке довезли до границы, мы с мужем через границу несли её парализованную на руках. После заехали там же в первую попавшуюся больницу, я попросила, чтобы ей сделали обезболивающие уколы, ведь впереди было семь часов дороги. Всё сделали. Никогда не забуду, в тот момент привезли целый автобус эвакуированных детей из интерната для умственно отсталых. И ещё две женщины, одна рожала, другая была без руки. К нам подошла врач и сказала, чтобы уезжали как можно скорее, так как украинцы сейчас начнут бомбить в отместку за то, что вывезли детей.
В Чернянке маме Татьяны помогли, приезжали белгородские неврологи, назначили курс лечения. Как только ей стало лучше, захандрила, переживала, что супруг остался дома один.
— Она же, как растение, которое сплелось корнями с другим, а его взяли и пересадили, конечно, мы отвезли её в Суходольск, — говорит Татьяна.
Как рассказал Станислав Иванович, в их городе все привыкли к периодической стрельбе, перебоям с продуктами. Хотя не знаю, как можно привыкнуть.
— Дед, дед, расскажи, как к нам во двор ракета залетела, — говорит Владик.
Станислав Иванович потирает руки и абсолютно спокойно рассказывает:
— Как-то у них в огород снаряд прилетел, правда не сработал. Если взорвался, полторы улицы бы просто снесло. Дочка позвонила, быстро приехали, разминировали и увезли. Крышу тогда посекло, а сосед через дом картошку копал. Жене сказал, чтобы пошла почистила и сварила молодой. Она ушла, а ему осколок ровно в голову прилетел. Убило. Другой сосед через пять домов просто лежал на кровати в летней кухне, осколком пробило крышу, потолок и тоже убило. А растяжек сколько осталось… В леса вообще лучше не ходить. Было 80 домов на улице, а сейчас я посчитал перед отъездом, 25 человек осталось. Поумирали. Школу разбомбили, там много учителей и детей умерли. Некоторые школы в руинах. Владик после смерти бабушки в интернате учиться стал, там их и кормили.
Станислав Иванович останавливается. К уставшим пожилым глазам подступает скупая слеза. Влад молниеносно реагирует на это:
— Успокойся, дед, не плачь, я знаю, что тебе тяжело, успокаивайся. Давай, я тебе водички дам. — Он встаёт, быстро несёт чашку с водой, протягивает дедушке. Мне поясняет. — Как бабушки не стало, он часто вспоминает её, начинает плакать. Я ему тогда «Барбовал» капаю, раньше бабушке капал. Теперь её нет…
— Ух, какой! Вот разболтался.
Станислав Иванович встаёт, выходит на кухню. Опять за конфеткой, кашель периодически подступает, а, может, просто стесняется своих слёз. Влад активно начинает рассказывать:
— Мне так хочется, чтобы всё закончилось, всё стихло, чтобы вот этого химического привкуса в горле не было. Мама звонила два дня назад, сказала укропы опять химическую атаку устроили. Я помню, она меня учила, надо окна все завешивать плотно одеялами, двери закрывать. А ещё нельзя брать игрушки на улицах, их же подкидывали, а внутри гранаты были. А собак травили хлебом с химией.
Видя, что дедушка возвращается, Влад меняет тему:
— А ещё смешная, не грустная история была, рассказать? Я маленький был, началась стрельба, я и забежал в кусты, только там везде крапива росла. Ух, как у меня всё потом горело и чесалось, мама меня холодной водой обливала. Это я запомнил.
— Сильно обжёгся? — спрашиваю.
— Нет, обжёгся я потом.
Влад снимает штанину и показывает ожёг на всё бедро.
— Хотел сделать чай себе и начал лить в пластиковую бутылку воду, от кипятка дно расплавилось, и обварился. Почти два месяца в больнице был, — говорит Станислав Иванович.
Владик встаёт, подходит к окну.
— Красиво?
Вид из дома семьи Гончарук и впрямь удивительный: Оскол, холмы, луг, а в день приезда дедушки и Влада прилетели три аиста. Рано? Наверное, самое время.
— Ты ещё красоту не видел, вот весна придёт, здесь ещё красивее станет, речка, свежий воздух, — говорит племяннику Татьяна, — и дедушке на пользу пойдёт. Вчера прошли кардиограмму, сказали на ногах перенёс микроинсульт, вот теперь лечение назначили, ездим на уколы.
Станислав Иванович кашляет. Рентген показал 20 % поражение лёгких от силикоза.
— Я в Интернете вычитал, что надо соль смешивать с крещёной водой, и делал дедушке такие ингаляции. Он подышит, и ему легче становится, прокашливается. Только забыли аппарат, быстро собирались, надо новый купить, тогда лучше будет. Опять будешь через маску дышать, — обращается Владик к дедушке.
— В феврале ситуация там опять обострилась, а когда были признаны республики, уже шла эвакуация населения. От дома до границы километров 20. Там сестра собрала документы и кое-что из вещей. Что там возьмёшь, кто нести будет? Она их довезла до границы и волонтёрам передала, — рассказала Татьяна.
— Да, дочка сказала, спасай его (кивает на внука), а мы, молодые, схоронимся по-быстрому где-то, если что. Уже и привыкли, — вздыхает Станислав Иванович.
В ЛНР у него остались ещё дочь и сын. Папа и дядя Влада защищают родину.
— Нас даже близко не пустили к российской границе, остановила полиция. Стали выяснять, для чего, куда. Когда объяснила, что ждут пожилой отец и племянник, нас быстро связали с волонтёрами. Мы поставили машину и пошли пешком к нужной палатке. Честно скажу, всё очень отлажено, люди компетентные, полиция ведёт себя очень достойно, — говорит Татьяна.
— Я дедушку очень просил, давай уедем, чтоб остаться живыми. Дом ещё один можно нажить, а что такое жизнь? Вот положили человека под землю на два метра, и вся жизнь. Хорошо, что он согласился. А то у нас столько всего было. Я даже меньше был, заикался, плакал часто. Помню случай, мы пришли к бабушке и дедушке с мамой, они нам поесть дали, мы же голодные были. А тут стрельба, мама меня быстро на матрас кинула, сверху ещё одним матрасом прикрыла, и так мы лежали, а потом мы с ней четыре пакета вынесли осколков и стекла. А тут как-то трактор ехал, я на пол упал, испугался шума.
— Ну, говорливый какой, — перебивает внука Станислав Иванович.
— Вчера мама звонила, сказала, укропы всё равно стреляют. А тут у нас тишина, и спать ложимся — тишина. А вот война, это когда ты не спишь никогда, это бесконечный страх, — говорит мальчишка, а, кажется, совсем взрослый человек…
Побеседовав, собираюсь уезжать. Станислав Иванович благодарит всех за помощь, в гости уже приезжала глава администрации района и продукты привезла. Неравнодушные граждане помогли вещами для Влада, медики провели осмотр, уже и в школе были, машину в дорогу за ними зятю на работе дал хозяин фирмы такси. Все помогают…
Одеваюсь, в кармане пальто обнаруживаю горсть конфет. Тех самых, которые помогают Станиславу Ивановичу убрать ком в горле. Только вот не знаю, помогут ли мне эти конфетки с привкусом боли.
Едем. Дорога назад кажется очень быстрой, перед глазами всплывают картины услышанного. Казалось бы, одна семья, спаслись, живы. Но дело всё в масштабах и в таких вот детях, которые выросли под обстрелами, спокойно рассуждают о смерти и просто хотят жить.
P. S. Пообщавшись, понимаешь, что главное в жизни — поддержка родных и близких. Как помочь, если нечем? Эмоционально. Вот так и помочь. Отсутствие истерики и агрессии, как для себя, так и вокруг. Не пускайте их себе под кожу. Любите родных из последних сил. Друг друга, семью и близких, и друзей, и всех, на кого хватит сердца. Это спасает. Попробуйте.